один душу спасает, другой тело бережет...
Я пробираюсь по темным улицам в одиночку. Так вышло... До дома всего два перекрестка.
Патруль. Четверо... И, кажется, уже не разминуться, хотя и попыталась прошмыгнуть мимо - заставляет вздрогнуть окрик по-немецки - "Цурюк!". Паника. Заглушающая разум паника. Перед глазами снова - серые стены барака. Я бросаюсь бежать, ожидая пули в спину, но слышу сзади глухое рычание зверя и автоматная очередь уходит вверх. Я не оборачиваюсь - страх гонит вперед.
Ты пришел домой часом позже - совсем не в той одежде, что уходил утром. А ночью, когда думал, что я сплю, ты сжигал в печи изорванный, заляпанный темным плащ...
Патруль. Четверо... И, кажется, уже не разминуться, хотя и попыталась прошмыгнуть мимо - заставляет вздрогнуть окрик по-немецки - "Цурюк!". Паника. Заглушающая разум паника. Перед глазами снова - серые стены барака. Я бросаюсь бежать, ожидая пули в спину, но слышу сзади глухое рычание зверя и автоматная очередь уходит вверх. Я не оборачиваюсь - страх гонит вперед.
Ты пришел домой часом позже - совсем не в той одежде, что уходил утром. А ночью, когда думал, что я сплю, ты сжигал в печи изорванный, заляпанный темным плащ...
Кого люди будут бояться завтра, когда обнаружат растерзанные тела? Бродячих собак? Или придумают менее рациональное объяснение? Но мне всё равно.
Я продолжаю следить за тобой. До самого дома. Ты закрываешь дверь. Теперь я спокоен.
Мне надо уходить. Тебе не нужно знать, каким путём решаются очень многие наши проблемы.
Когда возвращаюсь в дом, ни о чём не спрашиваю тебя, а ты не расказываешь. У каждого из нас есть тайны, которые известны другому лишь отчасти, но ни один не будет предъявлять претензии.